Григорий КАЙДАНОВ: Я - лучший тренер Америки!

Признаюсь, я никогда бы не взял этого интервью, если бы Григорий Кайданов не выиграл бы Аэрофлот-опена. Разумеется, я знал, что такой гроссмейстер существует, что вот уже лет десять как живет в США, что неплохо, но очень редко играет в больших турнирах. Все, что я знал непосредственно о нем исчерпывалось случайно брошенной, и моментально вызвавшей критику, фразой Дворецкого о «среднем мастере Кайданове», переехавшим в Америку, – и там быстро ставшим гроссмейстером. Причем, Марк Израилевич ей хотел, скорее, сказать не столько непосредственно о силе игры Григория (а теперь, согласно рейтинг-листу – Грегори), сколько о слабости американских шахмат вообще.
Доброе лицо, спрятанное в аккуратную темно-рыжую бороду, сосредоточенный взгляд умных глаз, полное спокойствие… Вот все, что можно сказать о Кайданове, увидев его за шахматной доской. Ах, да, – конечно же еще масса интересных замыслов, которыми очень богата его игра. Мы пересекались уже несколько раз. Я мельком видел его на олимпиаде в Элисте, практически не заметил как он приехал на чемпионат мира этого года, уступив там в двух партиях своему соотечественнику Шабалову. Да и сейчас, на Аэрофлоте мое внимание поглощали другие персоны…
Помню только как он каждый раз приветливо улыбался, стоило мне направить на него свой фотоаппарат. И только после закрытия, – когда все, особенно шахматисты старшего поколения, подходили, чтобы искренне его поздравить с победой, я понял, что это за человек Григорий Кайданов, какой любовью и уважением он пользуется у своих коллег!

– Скажите, вам не кажется это забавным: в свое время вы уехали из России в Америку, чтобы сейчас вернуться, – и взять первый приз в Аэрофлот-опене?

– Да, кажется! Для меня это событие, которое я еще должен осмыслить. Потому что я ехал без всяких ожиданий. Считал, что турнир будет провальным, потому что последние две недели я не брал шахмат в руки, да и до этого долгое время всерьез не занимался – z зарабатываю на жизнь шахматными уроками, – да и «jetlag» у меня был все десять дней… Спал по три-четыре часа за ночь, и вдруг такой результат?! Страшная неожиданность.

– Давайте попробуем все-таки объяснить его…

– Надо сказать честно, что была определенная доля везения. В первых двух турах я выиграл два ничейных эндшпиля у Варавина и Марковского. Потом мне немного повезло с жеребьевкой. Я, конечно, не хочу умалить заслуг очень сильной шахматистки Кати Ковалевской, но, все-таки, относительно других гроссмейстеров мне немного повезло – я обыграл ее. Да даже если взять партию с Емелиным… Он играл ее, конечно, не так сильно как весь турнир. Утром он, еще будучи единоличным лидером, проиграл Шабалову, а вечером играл со мной. Так что небольшая доля везения есть. Хотя… я неплохо защищался против Ткачева. Но мне, повторюсь, довольно странно, что для того, чтобы выиграть такой большой турнир, не надо было показывать чего-то выдающегося. Обычно, чтобы победить, когда у тебя масса таких конкурентов, надо играть сильно, надо расходовать много энергии. А я старался играть очень практично, старался делать не лучший ход, а хотя бы хороший.

– На ваш взгляд, это особенность нынешнего контроля?

– Безусловно. Я считаю, что контроль имеет важное значение для качества партий. Обычно я стараюсь играть все-таки творчески, стараюсь найти в позиции сильнейший ход. То есть обычно я играю по-другому. А здесь я играл чисто практически…

– Вам не кажется, что в связи с изменением контроля времени контингент шахматистов-профессионалов несколько изменится?

– Я не думаю. Знаете, какая мысль пришла мне в голову: ведь все с удовольствием играют в блиц: весело, интересно. Причем, качества, которые надо проявлять при игре в блиц, совершенно другие, чем те, что нужны для современных шахмат. Вот в этом контроле, на мой взгляд, приходит примерно то же самое. Спортивный элемент выходит на первый план. Ужасно жалко, конечно, что творческий элемент постепенно из них уходит, но… это надо воспринимать как данность. Мы с вами ничего поменять здесь не можем.

– То есть романтические сожаления о том, что сегодняшние шахматы стали другими чем те, в которые вы играли лет 20 назад не должны мешать игре?

– К счастью, у нас в Америке турниры пока проходят с прежним контролем – два часа на сорок ходов. То есть там можно еще поиграть в нормальные шахматы. Но, в принципе, это очень обидно. Обидно, когда ты знаешь, что у тебя не будет возможности сесть, и задуматься на полчаса над ходом, – и найти какое-нибудь блестящее решение…

– Вы обмолвились «у нас в Америке» – за те десять лет, что уехали вы уже стали воспринимать себя американцем, США – своим домом?

– Безусловно. Могу сказать больше: я человек предельно американизированный. У меня огромное число друзей среди коренных американцев, я люблю эту страну и т.д. и т.п.

– Что вы вкладываете в понятие «американизированный человек»?

– Я живу как бы в двух культурах. Я читаю книги на английском языке, я смотрю фильмы, для меня то, чем живет Америка, близко.

– В свое время мне многое о переменах происходящих в человеке, переехавшем в Штаты, рассказывал Гулько. Скажите, а вам легко было врастать в эту жизнь?

– Очень легко. В этом большая заслуга моих друзей из штата Кентукки в котором я живу. Дело в том, что это один из южных штатов, а, если сказать точнее – средний Запад. И люди в этой части страны исключительно доброжелательны. И то, как меня приняли… – у меня не было и десятой доли тех традиционных эмигрантских тягот, которые обычно ложатся на плечи наших переселенцев. Я с первого шаха на американской земле был окружен их заботой, и «костяк» моих друзей сохранился по сей день.

– Они все шахматисты?

– Да. Но, так сказать, слабые шахматисты. Но, тем не менее, любящие шахматы.

– А почему произошел ваш переезд? В 1991 году из России уже не бежали?!

– В этом была определенная доля случайности. За год до этого поехал навестить своего друга Диму Гуревича. По ходу дела, сыграл в ряде турниров, и один из них был как раз в Гексельтоне, как раз в штате Кентукки. Я там встретил своих будущих знакомых, мы понравились друг другу, да и Дима, собственно, подал им идею с моим переездом… Они не поленились, проделали большую работу, – и перетащили меня к себе.

– И вы, переехав в Америку, стали превращаться из «среднего мастера», как сказал Дворецкий, в одного из сильнейших гроссмейстеров США!

– Да-да, именно так все и происходило… Кстати, я не могу, что меня сильно задела эта публикация Марка Израилевича. Я с ним в очень хороших отношениях, и отнесся к этому с юмором. К сожалению, потом была очень некрасивая публикация Гуфельда, который прокомментировал одну мою партию, при этом очень оскорбительно обо мне отозвался. Сказал, что он, там, был чемпионом Московской области, видали мы таких! Вот я – Гуфельд, я приехал в Америку, и показал всем, и т.д. и т.п. Это было действительно очень обидно. Теперь каждый раз, когда я выезжаю куда-то в Европу и играю в турнире, во мне все время живет желание доказать, что… это не так!
Во-первых, когда я уезжал, я не был средним мастером, все-таки я был уже гроссмейстером. Марк Израилевич, которого я очень уважаю, и всегда смотрел на него немножечко снизу вверх (от чего у него и могло сложиться превратное суждение) знал меня, когда я действительно еще был средним мастером. Надо сказать, что я сам, наверное, способствовал этому, потому что всегда очень скромно отзываюсь о своей игре. Я всегда говорю, что мне везет… Хотя обычно это относится к какому-то конкретному турниру! Не думаю, что я – слабый шахматист, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Чем бы вы могли объяснить свой взлет в первый год пребывания в США?

– На самом деле это естественно. Этому ест известное объяснение: когда выезжаешь за границу, у тебя сохраняется колоссальный запас энергии, хочется показать себя с лучшей стороны… А потом приходит понимание, что вечно так продолжаться не может. Плюс – я начал зарабатывать уроками, хлеб гораздо более надежный, чем игра в турнирах. Естественно, что фокус при этом несколько сместился, то есть я не мог уделять своим занятиям шахматами столько внимания, сколько бы хотел. Когда я жил в Москве, я занимался шахматами на полную катушку, по многу часов в день. Когда начал давать уроки, стало не до этого… Хотя, все равно, я не могу сказать о себе как Халифман перед Лас-Вегасом, что я – любитель. Для меня игра в турнирах стоит на первом месте, хотя зарабатываю я больше, конечно, преподавая шахматы другим.

– Большинство наших гроссмейстеров воспринимают преподавание шахмат как занятие недостойное их. Перед вами стояла подобная психологическая преграда?

– И до сих пор так считают большинство моих знакомых шахматистов. Существуют две точки зрения на этот вопрос. Первая, что – это действительно, занятие недостойное занятие для профессионала: вот еще, унижаться! А вторая, что – это халтура…

– Как вы отвечаете на этот вопрос?

– Честно скажу, что для меня сейчас давать шахматные уроки – это наслаждение! Я просто очень люблю это делать. И отношусь к преподаванию шахмат очень серьезно.

– Вы открыли в себе педагогическую жилку?

– Безусловно. Я думаю, она во мне всегда была, просто не было возможности ее проявить. Очень хорошо помню историю, которая случилась лет 25 назад – как-то раз мы с Борей Гулько оказались в одном купе, и вместе с нами ехала симпатичная девушка, и когда она узнала, что мы шахматисты, то сказала: «А я не умею играть в шахматы!» И я начал ее учить! И Гулько, посмотрев некоторое время, как я это делаю, сказал мне: у тебя есть педагогические таланты. Я очень, рад, что мне удалось их реализовать…

– Как оцениваете свое место в иерархии шахматных преподавателей?

– Обычно я очень скромно отзываюсь о своих шахматных талантах, но тут, без ложной скромности, что на сегодняшний день – я лучший тренер в Америке!

– Если снова обратиться к точке зрения наших шахматистов, то человек, который хочет обучать других уму-разуму, пишет книги. Как поступаете вы?

– Нет, я не пишу. Просто невыгодное дело. Я беру очень много денег за свои уроки, – и если считать чисто по почасовой оплате. Хотя все мои ученики говорят, что мне давно надо взяться за перо. Но, еще раз скажу, с чисто материальной точки зрения…

– А если с точки зрения истории?! Неужели у вас не было желания, например, создать «школу Кайданова» или создать курс лекций вроде курса Дворецкого?

– Дело в том, что в Америке это просто невозможно. Большинство своих уроков я даю по телефону или через интернет! К сожалению, это невыполнимая затея.

– Вы уже о многом рассказали о вашей сегодняшней жизни, давайте вспомним о том, что было в вашей прежней жизни, когда вы еще жили в СССР. Позволю себе дурацкий вопрос: откуда вы?

– Я начал играть в шахматы в городе Калининграде, в Прибалтике. И с самого детства я попал в обойму детских соревнований. Надо сказать, что на всем протяжении моего жизненного пути мне очень везло, что всегда появлялись люди которые мне симпатизировали и помогали. В частности, мне очень сильно помогла Вера Николаевна Тихомирова. Я закончил в Калининграде среднюю школу, затем поступил в Московский институт железнодорожного транспорта…

– Постойте, а почему не в Институт физкультуры?!

– Собственно, я поступал в институт, чтобы у меня была возможность играть в шахматы – то есть, я был не очень загружен учебой, и продолжал играть. Но, в принципе, я развивался медленней, чем мои сверстники. Псахис и Долматов, с которыми я вместе рос, в 18 лет уже были мастерами, а я был только кандидатом – то есть, в этом возрасте они были уже практически гроссмейстерами! Я мастером стал только через год. Но, в конце концов, я их догнал. Как видно, я просто человек, который медленно развивается, но берет свое. До сих пор удивляюсь, что отдельные истины, которые некоторые впитывают, что называется, с молоком матери, я начинаю понимать только в зрелом возрасте. Я учусь до сих пор!

– Вы женаты?

– Да, я женат. У меня трое детей! У меня замечательная семья, я очень люблю мою жену, и она меня любит… Семья – тоже очень важная часть моей жизни.

– Вы – занятой человек…

– Да, времени катастрофически не хватает! Надо давать уроки, проводить время с семьей, самому еще иногда заниматься шахматами…

– Думаю, я теперь понял, почему вы выиграли Аэрофлот-опен: смена обстановки!

– Вы правы. Довольно странно Я подумал, что в личных турнирах с 1991 года, с момента переезда в Америку, я играл только три раза! Много играл в командных турнирах. И тоже почти всегда удачно, но в личных – только три раза. Это были: Тилбург-93: я сыграл тогда очень здорово, дойдя в нокауте до Карпова и уступив ему по дополнительным показателям; Калькутта-2000, в котором я занял чистое первое место впереди Корчного и Акопяна; и вот этот турнир. Безусловно, я думаю, это тоже имеет важное значение.

– А вы не скучаете по практической игре?

– Но играю постоянно! В прошлом году в первый раз перед первенством мира я сделал большой перерыв – я не играл полгода. Сделал это сознательно: мне казалось, что я скоплю энергию, и мне это поможет. А получилось, что я сыграл две партии с Шабаловым, – и мое «самовоздержание» сыграло только отрицательную роль. Но, тем не менее, после этого я выиграл уже два турнира, так что, может быть, это и помогло.

– Хорошо, перефразирую вопрос: скучаете ли по личным победам?

– Конечно, скучаю. И скучаю по возможности заниматься шахматами по восемь часов в день!

– У вас до сих пор присутствует такая потребность?

– Да. Для меня заниматься шахматами – это действительно потребность, и она никак не связана с тем – буду ли после этого я играть лучше. Для меня это просто удовольствие. И я очень переживаю, что мне не удается заниматься так, как я хочу.

– Чего вам надо достичь в шахматах, чтобы вы почувствовали удовлетворение?

– У меня только творческие цели! Я хотел бы видеть изменения в своей игре. Изменения, которые бы меня радовали. Потому что в творческом плане меня своя игра не устраивает. И уже довольно давно. На спортивные результаты мне, вроде бы, грех жаловаться (хотя многие скажут, что у меня был коэффициент 2645, а сейчас – ниже 2600), но меня это не сильно заботит. Больше заботит то, что мне теперь редко удается сыграть хорошую творческую партию. Но я надеюсь на лучшее… Сейчас в Америку переехал Саша Онищук, мы провели с ним два сбора – для меня это просто как подарок судьбы.

– Неужели в Штатах вам не с кем было позаниматься?!

– Не поверите, но за десять лет жизни в Америке, я не смог найти шахматиста с которым я мог бы действительно заниматься шахматами! Большинство американских шахматистов, включая русскоязычных, не занимаются шахматами. Или, скажем так, не умеют это делать. И Саша – единственный человек, с которым мне удается работать по 12-13 часов в день, другие просто не выдерживают такой нагрузки.

– Вы могли бы назвать свой идеал шахматиста, может быть, кумира?

– У меня нет шахматного кумира в общепринятом представлении. Кем я восторгаюсь? Я восторгаюсь всеми ведущими шахматистами! Но, могу сказать, что больше всего научился у Карпова. Наверное, потому, что у него очень односторонний стиль и, соответственно, на его партиях очень хорошо учиться. Ты четко знаешь как он сыграет – быть может, трудно найти конкретный ход, который он сделает, но четко знаешь ход, который он не сделает! А так… я учусь у всех. Стараюсь изучать партии всех ведущих шахматистов и каждый раз откладывать что-нибудь для себя.

– Раз вы назвали Карпова, то исповедуете вязкую стратегическую борьбу?

– Я стараюсь быть универсальным. Может быть, я учусь у Карпова тому, чего мне не хватает. Сейчас, если честно сказать, даже трудно определить свой стиль. Мне надо серьезно проанализировать свои партии, – тогда мне будет ясно. К сожалению, у меня вот уже давно нет времени, чтобы сесть, и все как следует посмотреть.

– Очень многие шахматисты жалуются, что не могут отрешиться, и посмотреть на себя со стороны. Учитывая ваш тренерский опыт, у вас есть такая возможность?

– Есть. То есть, у меня тоже есть такая проблема, но она тут же исчезнет как только у меня появится время. Если я, условно говоря, смогу посвятить анализу собственных партий сто часов, то тогда я смогу точно сказать, что я из себя представляю.

– Такая возможность в ближайшее время может представиться?

– Я, может быть, немножко наивный, но я все время на это надеюсь. Никогда эти мечты не воплощаются в жизнь, но я надеюсь…

– Наконец, мой последний вопрос. В ходе этого короткого интервью вы несколько раз повторили словосочетание «мне повезло» – вы вообще везучий человек?

– Мне кажется, что да! Я смотрю на многих людей, что меня окружают, и я четко вижу как им не везет. То есть были моменты когда мне не везло – я очень много партий в своей жизни проигрывал в последнем туре… Хотя это, как мне кажется, как раз не невезение, а неумение. А вот там, где требовалась доля везения, мне все удавалось!